География поэта, как и биография, начинается с Гродненской области.

Литва, моя отчизна! 

Через шесть месяцев после заключения в виленскую тюрьму молодого поэта высылают в Петербург, а оттуда — в глубь Российской империи. Власти надеются, что вдали от западных границ Мицкевич будет для них не опасен.


Империя

Встречаем пана Адама в Берлине, где он оказывается после того, как избегает ареста в Петербурге. 


Эмиграция

Есть поэты, чья судьба не менее интересна и символична, чем их произведения. Адам Мицкевич — яркий тому пример. В этом цикле статей — география перемещений великого романтика по нашему континенту.

Мицкевич: география поэта

Российская империя

Белорусский и польский поэт, публицист, филомат, автор поэм «Дзяды», «Конрад Валленрод» и «Пан Тадеуш»

Адам Мицкевич

1798-1855

Александр Пушкин

1799–1837

История

Литература

Романтизм

XIX век

В 1824 году двадцатишестилетний Мицкевич вынужден покинуть Вильну. Сюда он больше никогда не вернётся. В Петербурге за три месяца пан Адам налаживает контакты с русской интеллигенцией, знакомится с будущими декабристами Кондратием Рылеевым и Александром Бестужевым.

Ссылка Мицкевича не такая уж и трагическая — по крайней мере, Сибири в ней нет. В феврале 1825 года Министерство образования направляет его в Одессу преподавать в лицее. Полгода в этом городе Мицкевич, по словам современников, проводит нескучно: живёт в центре, на улице Дерибасовской, крутит романы, бывает в аристократических салонах. С этим периодом связан цикл фривольных «Одесских сонетов».

Ещё один цикл — «Крымские сонеты» — считается одной из вершин поэтического творчества Мицкевича. На его создание поэта вдохновили любовные приключения. В июле и августе 1825 года под присмотром русского генерала Витта и его пассии Каролины Собаньской Адам Мицкевич путешествует по Крыму. Каролина Собаньская — бесподобная красавица, правнучка королевы Франции и русская шпионка. Поэт пленён ей, и ни тоска по Родине, ни ощущение себя изгнанником не мешают ему закрутить роман с Каролиной. В «коллекцию» Собаньской в своё время попали и критик Шарль Сент-Бёв, и литератор Жюль Лакруа, и поэт Александр Пушкин.

В скором времени власти Российской империи разрешают Мицкевичу выбрать новое место работы. Пан Адам едет в Москву и становится обычным клерком. Здесь его застаёт новость о том, что Конрад Рылеев и Александр Бестужев за участие 14 (26) декабря 1825 года в восстании против самодержавия и крепостничества приговорены к смерти (позднее смертный приговор Бестужеву заменён на ссылку в Сибирь).

В 1826 году ещё один известный поэт возвращается из ссылки и приезжает в Москву. Александр Пушкин и Адам Мицкевич, разные по темпераменту и характеру, с уважением относятся друг к другу. В поэме Мицкевича «Дзяды» можно найти фрагмент, в котором легко узнать фигуры обоих поэтов:

Шёл дождь. Укрывшись под одним плащом,

Стояли двое в сумраке ночном.

Один, гонимый царским произволом,

Сын Запада, безвестный был пришлец:

Другой был русский, вольности певец,

Будивший Север пламенным глаголом.

Хоть встретились не много дней назад,

Но речь вели они, как с братом брат.

Их души вознеслись над всем земным.

Так две скалы, разделены стремниной,

Встречаются под небом голубым,

Клонясь к вершине дружеской вершиной,

И ропот волн вверху не слышен им.

(перевод Вильгельма Левика)

Когда выйдет в свет поэма Мицкевича «Конрад Валленрод», Василий Жуковский скажет Пушкину: «Знаешь, брат, ведь он заткнёт тебя за пояс», на что Пушкин ответит: «Ты не так говоришь: он уже заткнул меня».

Но после национально-освободительного восстания 1830 года на территории бывшей Речи Посполитой отношения поэтов ухудшатся. Как напишет Мицкевич, «поэзия и талант нас объединили, политика — разъединила».

Точка 9. Петербург после восстания декабристов

В 1828 году в Петербурге Адам Мицкевич издаёт «Конрада Валленрода». Главный герой поэмы имеет мало общего с реальной исторической личностью, хотя Мицкевич и воспользовался образом Великого магистра Тевтонского ордена Конрада фон Валленрода: монахи-хронисты запечатлели его как еретика и врага ордена (вероятно, магистр был недостаточно щедр к Костёлу). Конрад Валленрод Мицкевича — литовец, по воле судьбы выросший в стане врага, становится Великим магистром ордена лишь затем, чтобы намеренно привести его к катастрофе. В поэме речь идёт о невозможности выбора между христианскими ценностями и долгом перед Отечеством, ставится вопрос о том, может ли быть оправдано предательство. Но посыл поэта неправильно трактуют, на что он жалуется в письмах. Так, поэма порождает политическое движение, получившее название «валленродизм». Его приверженцы стремятся к высоким постам, чтобы потом разрушать систему изнутри.

После выхода поэмы власти стали ещё больше недолюбливать Мицкевича.

В 1829 году по поддельным документам, удостоверяющим, что «больному» показано лечение в Европе, Адам Мицкевич получает разрешение на выезд за границу. Поэт покидает Петербург буквально в последние минуты, благодаря помощи друзей, которые на короткое время задерживают в канцелярии приказ об уничтожении паспорта Мицкевича.

Понятно, что в царскую Россию Адам Мицкевич возвращаться не собирается.

Каждый белорус отлично владеет русским языком. Зачем нам тогда переводы Пушкина и почему их создавали в 1930-х?

Беларусь

СССР

БССР

Белорусский поэт, критик, переводчик. Настоящее имя – Александр Дайлидович.

Алесь Дудар

1904–1937

Белорусский поэт, драматург, переводчик, классик белорусской литературы, один из основателей новой белорусской литературы и литературного языка. Настоящее имя – Иван Луцевич.

Янка Купала

1882–1942

1930-я

Вопрос о том, нужно ли переводить Пушкина на какой-либо язык, сегодня перед литераторами не должен стоять, потому что Пушкин – это человек, который являет собой феномен, присутствующий в каждой литературе. Пушкин – это человек, который завершил, обобщил один литературный этап, одну литературную эпоху, и начал новую. Пушкин – это человек, который реформировал устаревший язык и стал родоначальником нового, на котором создавалась литература на протяжении двухсот лет и создается до сих пор, потому что по сегодняшний день, когда мы пишем и разговариваем по-русски, мы пишем и разговариваем на языке Пушкина.

Когда возникает вопрос, нужно ли переводить Пушкина для белорусов (каждый из нас владеет русским языком, и нет никаких проблем в том, чтобы прочитать «Евгения Онегина» на языке оригинала), то нужно понимать, что вопрос перевода Пушкина – это вопрос не для читателя, а для литературы. Когда литература позволяет себе иметь качественный перевод пушкинских произведений, это означает, что литература и язык уже дошли до определенной ступени развития. Это значит, что уже имеется достаточно развитая система лексических единиц, поэтических средств, уже есть выдающиеся мастера слова – люди, прошедшие весь тот путь, который прошел Пушкин, и имеющие право перерабатывать его наследие.

Белорусская литература взялась за Пушкина уже в начале ХХ столетия. Самая масштабная государственная акция по переводам планировалась на 1937 год, поскольку это была годовщина со смерти Пушкина. Готовиться начали с тридцать пятого года. Во всех братских республиках Советского Союза были созданы специальные комиссии, которые должны были заниматься переводами наследия Пушкина на национальные языки и подготовкой мероприятий. В этой акции было больше политики, чем культуры. Участие в таких мероприятиях становилось обязательным, личное желание не учитывалось. И имя Пушкина, к сожалению, стало флагом в этом процессе.

Для белорусских литераторов главным было то, что, благодаря госзаказу на переводы, они в тридцать пятом году получали возможность хотя бы чужим голосом, но все же сказать то, что им хотелось. Тридцать пятый год – очень тяжелый год для литераторов: уже прошли две масштабные чистки в тридцатом и тридцать пятом годах, литературный авангард в ссылке, самые яркие «националисты», белорусская интеллигенция, расстреляны в тридцать пятом. Писатели, объединенные в Союз писателей в тридцать четвертом году, – это уже целиком «государевы люди». Купала уже совершил попытку самоубийства, Дудар недавно вернулся из ссылки, все напуганы, писать то, что хочется, невозможно. И тут – наследие Пушкина, человека, который всю свою жизнь провел в противостоянии власти: то в борьбе, то в компромиссах. Пушкин оставил невероятный объем поэтической рефлексии на темы «человек и власть», «человек и царь», «человек и свобода», «свобода и судьба». И поэтому для наших поэтов это было своеобразным творческим облегчением – они могли про это писать, хотя бы переводя Пушкина. 

Янка Купала, возглавивший комиссию, распределяет произведения Пушкина для перевода среди тех поэтов, которым он доверяет. Для себя он выбирает «Медного всадника». Выбор не случайный. «Медный всадник» – самое знаменитое пушкинское произведение на тему человека и власти. Для Купалы это очень болезненная и важная тема. Одному из самых вдохновенных лириков, Тодору Кляшторному, Купала поручает «Каменного гостя» – маленькую трагедию, в которой человек эмоциональный, лиричный, эстетически одаренный бросает вызов системе, воплощенной в образе каменного гостя. Серьезный Глебка получает «Бориса Годунова» – размышление на тему власти. Эмоциональный Микола Хведорович получает заказ на перевод «Бахчисарайского фонтана» – романтичной, возвышенной истории любви к родине, любви к своему. Аркадий Кулешов – молодой, очень амбициозный человек, конечно, он бы взялся за что-то характерно пушкинское, действительно золотое. Но Купала дает ему «Цыганов» – поэму о том, как человек делает выбор между свободой и ответственностью за эту свободу. Кузьма Чорный, наш выдающийся прозаик, берется за «Повести Белкина» и «Дубровского». А «Евгения Онегина» – главное пушкинское произведение, жемчужину его наследия, сложнейшую в поэтическом отношении вещь – Купала поручает Алесю Дудару, человеку, образование которого позволяет переводить «Евгения Онегина» и который владеет именно той культурой стиха, которая требуется для перевода пушкинских строк.

Это тридцать пятый год. Поэты с разными подходами с разным напором берутся за переводы. В газете «Літаратура і мастацтва» есть статья за тридцать шестой год, где критик пишет, что белорусские поэты очень плохо переводят Пушкина: «Мы ждем от них переводов, к тридцать седьмому году переводы должны быть изданы, а сдали свои переводы в „Главлит“ только Дудар и Кляшторный». Остальные еще не взялись за дело. А Алесь Дудар действительно все восемь глав «Евгения Онегина» переводит до тридцать шестого года. В феврале тридцать шестого года проходит невероятное выступление: Дудар со сцены Дома писателей, на Советской 68, читает «Евгения Онегина». Привозят микрофоны, репродукторы, выносят их на улицу. И «Онегин» по-белорусски звучит на весь Минск. И ведь каждому человеку знакома онегинская строфа, пятистопный ямб, и все бегут к Дому писателей слушать «Онегина» на белорусском. Момент славы и для поэта, и для языка, и для наследия Пушкина.

Фрагмент из перевода письма Татьяны Онегину

Тридцать седьмой год стал фатальным не только для Пушкина. Он фатален для нашей литературы. В октябре мы потеряем 108 человек в результате куропатского, вероятно, расстрела. 108 человек исчезнут из белорусской культуры навсегда. Среди тех пушкинских книг, которые выйдут по-белорусски, не будет «Евгения Онегина», не будет «Каменного гостя». Перевод «Станционного смотрителя» выйдет без фамилии переводчика. В переводе «Бахчисарайского фонтана» будет замазана белой краской фамилия Хведоровича. Столетие смерти Пушкина белорусская литература будет встречать окровавленной, обессиленной, почти уничтоженной. И это тоже символично, тоже по-пушкински – невероятная человеческая и культурная трагедия. Но литература все-таки вернется. И вернется к нам, и будет действительно нашим, белорусским уже наследием пушкинское слово, переведенное нашими выдающимися творцами.

Зачем переводить Пушкина?

Имя Алеся Дудара относительно недавно вернулось к широкой публике – в основном благодаря усилиям исследовательницы Анны Северинец. В этой лекции она открывает малоизвестные до сих пор стороны личности и творчества неистового молодняковца – поэта, критика и переводчика.

Минск

Белорусский поэт, прозаик, переводчик, языковед и литературный критик.

Владимир Дубовка

1900–1976

Белорусский поэт, прозаик, драматург, критик, публицист, переводчик, педагог, общественный деятель. Классик белорусской литературы, один из основоположников современной белорусской литературы и литературного языка. Настоящее имя – Константин Мицкевич.

Якуб Колас

1882–1956

1920-е

XX век

Алесь Александрович Дайлидович вошёл в белорусскую литературу под псевдонимом Алесь Дудар, а в историю критики – под псевдонимом Тодар Глыбоцкий. Если мы обратимся к фактам, которые принято вносить в энциклопедии, то можно упомянуть, что Алесь Дудар – один из шести организаторов легендарного «Молодняка», один из создателей молодой белорусской литературы, первый белорусский критик, издавший книгу своих статей, первый белорусский переводчик «Фауста» Гёте, «Отелло» Шекспира, «Евгения Онегина» Пушкина.

Но откуда взялся у него поэтический талант, невероятная культура стиха? Он получил всего год образования в минской гимназии, ещё один – в тамбовской гимназии, потом – война, эвакуация, польская оккупация. После он учился у Якуба Коласа вместе с Александровичем и Глебкой, ходил к Коласу на курсы белорусоведения – и был первым среди его учеников. Талант Алеся Дудара высоко ценил Янка Купала.

Алесь Дудар пришёл в поэзию в 17 лет. Полтора года он был актёром передвижного театра Владислава Голубка. Это был коллектив людей, которые пешком обошли всю Беларусь с яркими народными спектаклями. Алесь Дудар приходит в литературу именно благодаря этому передвижному театру. Практически сразу его приглашают руководить отделом поэзии в «Советскую Белоруссию», он становится одним из родоначальников «Молодняка», основывает его витебский филиал, минский филиал, полоцкий филиал. Его приглашали на должность редактора в «Молодняк», его приглашали ответственным секретарём в этот журнал. Ни на одной должности он не задерживается. Адам Бабареко писал, что это был «такой тип беззаботника».

Критики, следившие за Алесем Дударом, отмечали, что это поэт в первую очередь небывалой искренности. Когда Дудар написал стихотворение «Пасеклі край наш папалам…» – контрреволюционное, яркое произведение, – он всем его показывал. Алеся Дудара даже посчитали провокатором.

Как очень эмоциональный человек он, разумеется, оказывался участником буквально каждого литературного антипартийного скандала. «Ліст трох» подписывают Михась Зарецкий, Алесь Александрович и Алесь Дудар. Причем Зарецкого и Александровича очень быстро «сломали», и спустя несколько дней они опубликовали опровержение в той же «Советской Белоруссии». Дудара ломали на день дольше. Театральная дискуссия – значит, там Дудар. Нацдемовские выступления в прессе – значит, там Дудар. Не потому, что он был «врагом», просто это был человек, не умеющий быть осторожным.

Вместе с этим Дудар был очень мягким. Им было очень легко манипулировать, поэтому в качестве критика Тодара Глыбоцкого он сегодня имеет сомнительную славу. Он участвовал в кампании против нацдемовщины, хотя сам был первый нацдем из всех возможных, он участвовал в кампаниях против Владимира Дубовки, против Адама Бабареко, потому что в то время он находился под влиянием Тишки Гартного. Это был именно такой тип человека – «вечного подростка», доверяющего тем, кого считает достойным уважения. Вероятно, из таких потом вырастают серьёзные молодые люди, которые уже понимают своё место в этом мире, понимают, что нужно делать. А Дудар был расстрелян в 32. Он просто не успел стать взрослым.

Откуда взялась у Дудара его невероятная лингвистическая одарённость? Он переводил с французского, немецкого, английского, польского, русского языков. Долгое время считалось, что переводил он с русских подстрочников или вообще с русских переводов. Например, берет перевод «Фауста» Пастернака и его переводит на белорусский язык. Но на сегодняшний день уже есть данные экспертов о том, что Дудар переводил с оригиналов. Он ушёл с первого же курса БГУ в результате скандала, не имел университетского образования. Его невероятная библиотека, на которую уходила треть гонорара, насчитывала более тысячи томов. И то, что он оставил: его перевод «Евгения Онегина», его стихотворения, его проза – это как раз и есть его ценность.

Другого такого поэта в белорусской литературе мы не знаем. Восемьдесят лет у нас не было возможности к этому приобщиться. И сейчас, когда эта возможность есть, ей нужно пользоваться.