В поисках истоков белорусской литературы оглядываемся на тысячу лет назад

Средневековье

Во второй части цикла о старобелорусской литературе узнаем о коммерческой жилке Франциска Скорины и об угрозе исламизации как настоящем смысле «Песни про зубра»

Ренессанс

Если Ренессанс показывает человека идеальным, то Барокко показывает человека таким, какой он есть.

Эпоха, в которой находится корень белорусской разобщенности, споры между католиками, православными и униатами и монах, который привозит в Москву опасные знания и нормальную поэзию.

Барокко

Женские голоса и живой народный язык. Что еще появляется в нашей литературе на закате Речи Посполитой, разбираемся в заключительной части цикла.

Просвещение

Белорусская литература от Средних веков до эпохи Просвещения

Давняя белорусская литература

Речь Посполитая

Первая в истории Речи Посполитой женщина-врач, автор мемуаров «Авантюры моей жизни».

Саломея Пильштынова (Русецкая)

(1718 — после 1760)

Первая в Великом княжестве Литовском женщина-драматург, основательница придворного театра в Несвиже.

Франциска Урсула Радзивилл

(1705–1753)

Литература

Эпоха просвещения

Обычно исследователи датируют Просвещение серединой XVIII века, но уже в 1740-х годах наблюдаются просвещенческие тенденции. Мне нравится мысль голландского литературоведа Ганса Яна Йоханнеса, специализирующегося на XVIII столетии: «совсем необязательно нужен развитый фондовый рынок, чтобы появлялись литературные шедевры». Это абсолютная правда: наоборот, источником вдохновения могла стать кризисная ситуация, какую мы и наблюдаем в XVIII веке. Государство разваливается, и последний король Речи Посполитой, Станислав Август Понятовский, к сожалению, был тем, кто довел этот процесс до логического завершения: все закончилось тремя разделами Речи Посполитой. Но не стало ли это для многих источником вдохновения? Рассуждали так: «в обществе нет никакой гармонии, кризис политический, кризис экономический. Давайте попробуем создать гармоничный мир хотя бы в рамках искусства, в рамках изящной словесности, попробуем научить конкретного человека каким-нибудь хорошим вещам, потому что государство совершенно не в силах показать человеку позитивные стратегии». Возможно, именно на этой почве возникает Просвещение. 

Именно в эпоху Просвещения в белорусской литературе смело и эмансипированно заявляет о себе женщина. Самая известная женщина в нашем XVIII веке — княгиня Франциска Урсула Радзивилл, основавшая в Несвиже в середине XVIII века собственный придворный театр. А была еще женщина-авантюристка, оставившая свои мемуары: Регина Саломея Пильштынова из рода Русецких. Это женщина, поехавшая за своим мужем в Турцию, занялась врачебной практикой, не имея специального образования, потом перепродавала австрийских военнопленных — всего у нее их было пятеро, за четверых она получила выкуп, а за пятого никак не могла получить, и, чтобы добро, как говорится, не пропадало, вышла за него замуж. Вот такие фантастические истории представляет нам именно XVIII век — и это действительно была абсолютно уникальная эпоха, не похожая на древнюю письменность. 

Мы сразу чувствуем, что это уже начало новой литературы. И именно в эту эпоху появляется довольно много памятников на том языке, который уже с натяжкой можно назвать белорусским. Это не старобелорусский язык летописей XVI века, но рождение «беларушчыны». Тем не менее мы должны ясно осознавать, что в XVIII веке нельзя говорить о наличии чистого языка — ни польского, ни белорусского. Латинский язык — это другое дело, он оставался в своих классических формах, выработанных ещё во времена Древнего Рима. И, кстати, латинская поэзия на наших землях развивалась все так же плодотворно, в отличие от остальной Европы. Ни во Франции, ни в Германии того времени мы практически не найдем латиноязычной письменности. У нас эту традицию поддерживали иезуиты, поэтому и Михаил Корыцкий со своей поэмой «Птичий сейм», и Францишек Князьнин, писавший и на латинском, и на польском языках, — это поэты реально читабельные, и именно в XVIII веке появляется читатель в нашем сегодняшнем понимании. 

Появляется литература на белорусском языке, на том языке, на котором белорусы реально разговаривали в XVIII веке: смешанный, белорусско-польский, но уже живой, насыщенный проблематикой, актуальной для светского человека. Появляется анонимная поэзия. Ее еще называют песенно-интимной лирикой. Вообще, в XVIII веке искусство было синкретичным. Это значит, что литература была неотрывно связана с музыкой, с изобразительным искусством. Песенно-интимная лирика — это как раз феномен, показывающий, насколько тесно в XVIII веке сосуществовали музыкальное искусство и поэтическое. Один из наиболее интересных анонимных сборников — это сборник «Куранты», найденный британским славистом Арнольдом Мак-Миллином, и там поэтические тексты сопровождаются нотными партитурами. Это уже не что-то седое, древнее, сухое и неинтересное, это живая поэзия.

Литература максимально сближается с жизнью человека, причем с его интимной жизнью. Эта тема ярко представлена и в творчестве Франциски Урсулы Радзивилл, и даже суровые иезуиты уже вспоминают о том, что существует мир чувств. Во всяком случае, у Францишека Князьнина мы находим большое количество элегий, в которых звучат ностальгия, и дружеские чувства.

Именно эпоха Просвещения подводит нас к пониманию такого важного, этапного произведения как «Энеида навыворот». Откуда она взялась в XIX веке? На мой взгляд, это произведение нужно расценивать как феномен так называемого «долгого XVIII века». В других литературах произведения такого типа, а именно литературные травестии, появились не позже XVIII века. Украинская «Энеида» Котляревского появилась в конце XVIII века. То, что у нас такое произведение появилось немного позже, — ничего страшного, но оно относится еще к той эпохе, эпохе Просвещения, когда многое в старой письменности уже переосмысляется. А что такое критическое переосмысление в литературе? Что происходит, когда мы, например, переосмысляем свой гардероб? То же самое происходит и в литературе: она переодевается. Ей нужно отказаться от многих старых вещей. Очень многое из того, что исследователи называют пародийно-сатирическим в литературе XVIII века, на самом деле может таковым не являться. Не обязательно во всех опытах такого типа видеть пародию и сатиру, это может быть просто юмор, попытка свежим взглядом посмотреть на что-то традиционное, уже ставшее старомодным, замедляющим литературное развитие. И в этом смысле эпоха Просвещения заложила фундамент для последующего развития литературы, для появления таких крупных фигур в нашей письменности, как Ян Чечот и Адам Мицкевич.

Беларусь

Религиозный деятель и поэт

Симеон Полоцкий

1629-1680

Белорусский поэт, драматург, переводчик, классик белорусской литературы, один из основателей новой белорусской литературы и литературного языка. Настоящее имя – Иван Луцевич.

Янка Купала

1882–1942

История

Барокко в Беларуси сближается с европейским барокко по времени, поскольку европейское барокко — это преимущественно вторая половина XVI века, и у нас уже в 80-х годах XVI века барокко сопутствует Ренессансу, переплетаются ренессансные и барочные тенденции. Прежде всего это наблюдается в латиноязычной поэзии. В это время появляется больше всего латиноязычных произведений, например, «Радзивиллиада», героический эпос Великого княжества Литовского. Следует отметить, что именно в эпоху барокко особенно отчётливо заметно противостояние двух основных традиций, связанных с нашими двумя основными конфессиями, православием и католицизмом.

Католическая культурная парадигма развивается по западноевропейской модели, и здесь большое значение имело то, что в 1570 г. была открыта Виленская иезуитская коллегия. В 1579 г. она была реорганизована в академию, а в 1580 г. король Стефан Баторий, подписав привилегию, утверждает существование этой академии юридически. Мы получаем первое высшее учебное заведение, и не нужно думать, что в ней учились только католики. Дети из православных семей также имели возможность получить высшее образование именно у иезуитов. Это было образование европейского образца, и это определило многие тенденции в развитии изящной словесности: у нас развивается утончённая поэзия — опять же, европейского образца. Но нужно помнить, что оставалось и вторая культурная парадигма, связанная с православием, и здесь нужно осознавать специфику этой парадигмы. Об этом очень хорошо писал ещё в XIX веке российский литературовед Пекарский. Он упоминал один из памятников конца XVII века, когда в Москву приехал наш Симеон Полоцкий. В этом памятнике было высказано такое предостережение: мол, приезжают к нам в Москву многие, учившиеся в Риме и Польше, и привозят с собой какие-то опасные знания, а «довольно бо есть православная вера ко спасению, и не подобает верным прельщатися чрез философию и суетную прелесть».

И, конечно, именно в этом русле мы должны рассматривать процессы, связанные с Брестской церковной унией 1596 г. Именно в эту эпоху закладывается основа той дилеммы, которую прекрасно показал Янка Купала в своих «Тутэйшых»: кто мы, русские или поляки? Часть белорусов считает себя русскими, часть — поляками. «Русские» — это православные, «поляки» — это католики. Два этих литературных и культурных течения существуют параллельно, они никак не сотрудничают и не пересекаются.

Что же такое барокко? Если Ренессанс показывал человека таким, каким он должен быть, показывал идеал, к которому надо стремиться, то барокко показывало человека таким, какой он есть — противоречивым. Барокко очень эмоционально, а когда мы в таком эмоциональном состоянии, о чем мы в первую очередь думаем? О том, что мы, к сожалению, умрём. Отсюда memento mori, «помни о смерти», этим мотивом проникнуты многие произведения эпохи барокко. Отсюда discordia concors, «сочетание несочетаемого», потому что человек такой и есть: в нем сочетаются любовь и ненависть, гнев и сострадание.

Барокко плавно переходит с XVII века в XVIII, у нас это довольно продолжительная эпоха, и в первой половине XVIII века это уже позднее барокко. Но, конечно, ещё в конце XVII века нужно отдельно выделить фигуру Симеона Полоцкого. Это был просто гениальный для своего времени человек, потому что он прижился в Московской Руси, будучи из ордена базилиан, будучи носителем той самой латинской книжности, к которой очень настороженно относились в Московской Руси. Тем не менее он не был казнён. Наоборот, он добился успеха, и благодаря Симеону Полоцкому в Московской Руси рождается настоящая, нормальная поэзия, поскольку то, что было до этого, читать невозможно — это не стихи.

Барокко в литературе чрезвычайно разнообразно. В первую очередь в нашей литературе оно многоязычно и многожанрово. В XVIII веке, во времена позднего барокко, мы наблюдаем бурное развитие всех жанров, прежде всего поэзии на разных языках. В XVIII веке существует в рукописной форме и белорусскоязычная поэзия, но рядом с этим продолжается старая традиция, связанная с польском и латиноязычной письменностью. Конечно, в связи с религиозными проблемами широко представлена ​​полемическая литература — очень специфическая, её трудно читать современному человеку, но она много даёт историкам для понимания нашей ментальности, нашей идентичности. Именно в этой эпохе нужно искать корень нашей культурной, конфессиональной, этнической разобщённости. Представителями литературы эпохи барокко были очень разные писатели. Конечно, если это была полемическая литература — полемика между православными и униатами, между православными и католиками, — то участвовали в ней религиозные писатели, суровые священники в соответствующем облачении, и о женщинах там не могло быть и речи. А уже в XVIII веке в литературе появляются светские люди. В нашей литературе наконец появляется женщина, Франциска Урсула Радзивилл, но о ней лучше говорить уже в контексте следующей эпохи.

В литературе эпохи барокко проблематизируются многие очень важные вещи: с одной стороны, появляется понятие отщепенца, и это имеет отношение также к религиозной полемике. С другой стороны, в эпоху барокко наблюдается большой интерес к истории, и именно в это время, на рубеже Ренессанса и барокко, возникает «Хроника» Матея Стрыйковского, очень важный исторический трактат на польском языке. А уже в середине XVII века на латинском языке появляется «История Литвы» Альберта Виюк-Кояловича, ректора Виленской иезуитской академии — первая попытка историографии с позиции ВКЛ.

Европа

ВКЛ

Николай Гусовский

(1480—1533)

Белорусский и восточнославянский первопечатник.

Франциск Скорина

XVI век

Хочу предостеречь от значительной ошибки: если Ренессанс — это Возрождение, значит, перед этим была какая-то стагнация, какое-то тёмное отсталое Средневековье, а Ренессанс — это движение вперёд, гуманизм, открытие человека. Почему-то именно с этим мрачным Средневековьем связывают большое количество негативных вещей, таких как инквизиция, процессы над ведьмами. Приведу только один факт: все мы знаем имя Джордано Бруно, и большинство из вас знает, как закончилась его жизнь. Это произошло в 1600 году, когда Ренессанс фактически уже прошёл и началась следующая эпоха. Правда в том, что в эпохе Средневековья было много позитивного, оптимистичного, совсем не связанного со страшными представлениями о церковных преследованиях, а все это на самом деле было во времена Ренессанса, в XV, XVI веках. Поэтому мы должны понимать, что это была просто очередная смена парадигм.

Именно в Италии возникают определённые условия, позволившие сформироваться той прослойке, которую мы называем «гуманисты». Общество на определённом этапе поняло, что нужно иметь таких людей, которые будут получать деньги не за то, что они вспахивают землю, не за то, что они что-то строят из камней, а за то, что они умные. Конечно, представление о Ренессансе прежде всего связано с представлением о меценатстве. Когда в Италии приобрели известность и силу такие аристократические фамилии как Сфорца и Медичи, тогда и появилась почва для того, чтобы в литературу пришли гуманисты и сделали то, что они сделали. 

Очень важно помнить ещё вот о чем: Ренессанс — это возрождение чего? Возрождение античности, все мы это знаем. Давайте посчитаем, сколько времени даже между треченто — XIV веком — и античностью. Падение Западной Римской империи — середина V века. В Италии — XIV век. Как можно было возродить то, чему тысяча лет? Снова возникает вопрос о физическом состоянии этих рукописей Эсхила, Софокла, Аристофана. Если бы об этих рукописях вспомнили только в XIV столетии, они бы все истлели в библиотеках. Был очень важный промежуточный этап. Мы не должны забывать об этой эпохе, связанной с годами властвования императора Карла Великого в IX веке. Если бы не было монахов, которые, сидя в своих скрипториях, переписывали рукописи античных времён, они бы не дошли до XIV столетия.

В центре поэмы «Прусская война» — Грюнвальдская битва, но неправильно будет сказать, что это поэма о Грюнвальдской битве. И «Песнь о зубре» — это поэма не о зубре, потому что зубр в поэме является аллегорией. На самом деле это антитурецкая поэма. С одной стороны, Николай Гусовский предостерегает всю Европу от такого серьёзного врага, которым был султан Сулейман Великолепный; с другой стороны, он хочет показать Европе: а кто реально может защитить её в такой опасной ситуации? Это могут сделать рыцари из ВКЛ, во главе которых стоит такой предводитель, как великий князь Витовт. 

Николай Гусовский, как и Ян Вислицкий, писал исключительно на латинском языке. Но во времена Ренессанса продолжалась и та традиционная для восточнославянского мира парадигма, зародившаяся ещё во времена Средневековья: церковнославянская письменность, письменность в широком смысле на славянских языках, потому что в XVI веке был уже старобелорусский язык. Именно в этом контексте мы вспоминаем знаменитую Библию Франциска Скорины.

Вопрос о языке Библии — абсолютно неоднозначный. Я бы сказала, что язык Библии Скорины — это церковнославянский язык белорусской редакции. Рассматривая это издание, важно помнить, что Франциск Скорина хотел быть абсолютно оригинальным. Важно и то, что его отец был купцом, и коммерческая жилка, конечно, была и у Скорины. Он хотел создать такой художественный артефакт, который бы хорошо продавался. Отсюда все эти гравюры, виньетки, вставки, инициалы. Эта Библия красивая — этим она отличается от того, что делалось, например, в Московской Руси. И все же эта традиция тоже происходит в русле Ренессанса. В предисловии ко всей Библии Франциск Скорина упоминает знаменитые artes liberales, семь свободных искусств, которые мы часто отождествляем с эпохой Ренессанса, что тоже не правильно. Представление о семи свободных искусствах появилось ещё в V веке, но Ренессанс это представление актуализирует.

XVI век неправильно было бы связать исключительно с Возрождением, потому что есть одна очень важная дата: 1517, год выхода Псалтыри Франциска Скорины. Но эта дата имеет ещё одно значение — это год, когда немецкий священник Мартин Лютер выступил со своим знаменитым произведением «95 тезисов против папских индульгенций». Это было такое событие, которое не могло быть незамеченным во всем мире, в том числе в Великом Княжестве Литовском, и тут появляется Библия Франциска Скорины. Можно считать, что, обращая внимание на эти реформационные процессы, он сделал свою Библию такой, какая она есть. Реформация — ещё одно очень важное течение в XVI веке. И именно в русле двух этих наиважнейших течений, Ренессанса и Реформации, развивалась наша изящная словесность.

Восточная Европа

Первый вопрос, который мы должны задать: «В связи с чем возникли письменность и, соответственно, литература на белорусских землях, в широком смысле — на землях восточных славян во времена Средневековья?» Большинство из вас уже знают ответ на этот вопрос: возникновение изящной словесности и вообще письменной традиции связано с принятием христианства.

Следующий интересный вопрос: «Что такое принятие христианства? Это было событие, осуществившееся за один день? За неделю? За месяц? За год? Оно связано с одной конкретной личностью?» Чаще всего именно так нас и учат в школе: что это был 988 год, это был киевский князь Владимир, именовавшийся после этого «Крестителем», а в народе прозванный «Красное Солнышко». На самом деле многие древние источники свидетельствуют о том, что процесс христианизации происходил не единожды: не только во времена киевского князя Владимира, а начиная с варягов Рюрика, Синеуса и Трувора, с киевской княгини Ольги. 

Поскольку появление книжной письменной традиции было связано с принятием христианства, подавляющее большинство жанров словесности были направлены на то, чтобы обеспечить христианскую литургию. Неправильно представлять, будто простой светский человек мог сесть и читать Библию. К таким книгам имели отношение в первую очередь духовные лица. Светская литература, конечно, тоже существовала. В первую очередь это была не летописная литература, даже не переводные повести об Александре Македонском или о троянских деяниях, а юридическая литература. Ведь принятие христианства значило, что на земле восточных славян начала формироваться государственность. Жизнь религиозная непосредственно сопровождала жизнь политическую.

Последнее, но очень важное замечание: когда мы говорим о литературе Средневековья, что это за века? В Х веке ещё только начали появляться книги, а в ХІІІ уже начинается период монголо-татарского нашествия. Фактически мы можем рассматривать только эти два века: ХІ и ХІІ. Могли ли физически дойти эти памятники хотя бы до исследователей ХІХ века? Не могли и не дошли. Поэтому, когда мы упоминаем концепцию известного российского ученого Шахматова в отношении древнейшего периода летописания, мы должны помнить, что он уже не держал в руках этих летописей и не мог держать. Можем мы ли с вами рассуждать о художественных особенностях жития Евфросинии Полоцкой? Не можем, потому что самый древний список этого памятника — XVI век.

Как можно заметить, Роте даже не использует слово «литература». Ведь что такое литература в современном понимании? Это плод художественной фантазии. Такого не было во времена Средневековья. Но тогда был заложен духовный фундамент для последующего плодотворного развития письменной традиции уже в рамках Великого Княжества Литовского.

Жанна Некрашевич-Короткая