«Впервые я увидел Einstürzende Neubauten на голландском телевидении. Это было в 1982 году. Я спускался по лестнице нашего отеля, когда из телевизионной комнаты раздался гипнотический звук, коварно соблазнительный, неудержимо грустный. [...] Каким одиноким казался плач огромной водосточной трубы, ее странное поскуливание висело в воздухе, как хрипящая, умирающая сирена. [...] Затем ужасный грохот, исходивший, казалось, из брюха зверя — голодного зверя, — и вот звук отбойного молотка начал уничтожать звук трубы, пока они не слились в грязном совокуплении звука, который ударил меня ниже пояса.
Камера переместилась и застыла на мужчине, держащем два молота. Он стоял рядом с двумя большими кусками искореженного листового металла, по которым бил все громче и громче, а фон Борзиг продолжал дуть — словно оперируя опухоль мозга. [...] Наконец камера нашла третьего человека. В течение шестидесяти секунд тот стоял, как парализованный, искривленный безумием. Затем он открыл рот и издал крик, который звучал так, будто кто-то вытаскивал шип из его души».
Так Ник Кейв описывает момент, когда он впервые увидел выступление экспериментальной группы Einstürzende Neubauten. Их концерты в 1980-е, на заре немецкой индустриальной музыки, были именно такими: множество «поющих» строительных инструментов, «скрипящие» листы металла и жесть, ревущие водопроводные трубы, неистовые крики вокалиста Бликсы Баргельда и поджигание сцены. Сейчас музыкантам EN за шестьдесят, их выступления больше не прерываются из-за поджогов, крик Бликсы — это уже не вопль отчаяния, а голос какого-то инопланетного зверя или птицы. Теперь EN считаются национальным достоянием Германии и одной из самых влиятельных групп в культурном сообществе Берлина, выступают при поддержке Института имени Гёте. Однако предметы на сцене все те же, не хватает разве что отбойного молотка и тележки из супермаркета, которые в свое время наделали много шума на концертах EN.
Einstürzende Neubauten (произносится как «А́йнштюрценде Но́йбаутен») в переводе с немецкого означает «разрушающиеся новостройки». Образ поэтичный и концептуальный.
После Второй мировой войны Берлин и многие другие города Германии приходилось отстраивать очень быстро и практически с нуля. В конце 1940-х годов по всему Берлину возводились так называемые Neubauten — дешевые, некрасивые, одноликие здания, несовместимые по стилю с Altbauten — помпезной довоенной застройкой, спроектированной еще имперскими и гитлеровскими архитекторами. Новостройки — пейзаж типичного немецкого города, серый и однообразный, ничем не выделяющийся.
Название «Разрушающиеся новостройки» — это признание недолговечности любых конструкций, даже создающихся на века. Не стало старого Берлина — не станет и этих новостроек. Музыка, сыгранная при помощи строительных инструментов, в таком контексте приобретает особый смысл. Все эти странные звуки — это вечная берлинская стройка, непостоянство города, строительная яма, в которой люди должны как-то жить. Обычная музыка в таком городе невозможна и не была бы честной: настоящий звук Берлина — это звук отбойного молотка.
Интересно в таком ключе рассмотреть обложку первого альбома Einstürzende Neubauten под названием «Коллапс»: музыканты стоят на фоне стадиона «Олимпия», а их инструменты разложены на земле, направленные острыми концами на зрителя. Этот стадион был построен к Олимпиаде 1936 года и до сих пор вызывает ассоциации с гитлеровским режимом, с идеологией Третьего рейха, превозносившей телесное совершенство, а также со знаменитым фильмом Лени Рифеншталь «Олимпия». Сняться возле стадиона «Олимпия» — значит связать себя со всеми этими смыслами. Любая музыка и любое фото в Берлине становятся политическим заявлением. И раз так, то единственно верная стратегия освобождения от бремени немецкого прошлого — не созидание, а разрушение. Коллапс.
Для Германии очень актуальны вопросы переживания общенациональной травмы и осознания опыта мировых войн, инициатором которых она стала. То, что в Берлине нет ни одного здания, которое не имеет идеологических значений, — это не такая уж и примечательная ситуация, она знакома многим европейским городам. Однако для немцев все эти значения связаны с чувством вины. Старые здания не имеют права на существование, как и все, что связано с режимом национал-социализма, или же они являются объектом памяти и исторического опыта города — это дилемма, которую немцам до сих пор тяжело решить.
«Разрушающиеся новостройки» предлагают «Стратегии против архитектуры» (название одного из первых альбомов группы). Это их план действий: отбойные молотки с другими строительными инструментами исполняют хаотическую музыку разрушения и помогают очистить здания и предметы от страшных смыслов и придать им новые значения. Освобождение и разрушение — стратегия, которой придерживаются Einstürzende Neubauten.
В 2006 году в рамках программы реконструкции центра Берлина начался снос здания Дворца Республики, в котором в 1990-м решался вопрос о восстановлении единства Германии, несмотря на многочисленные протесты горожан. Годом ранее Einstürzende Neubauten дали там концерт под названием Grundstück («Основание»), пытаясь огнем и своей разрушительной музыкой «снять» со строения идеологические смыслы, связанные с советским периодом, оставив только значение исторического места, где Германия наконец ступила на путь воссоединения.
Многие новые строения Западного Берлина были возведены на деньги американцев и зачастую становились символами превосходства ФРГ над ГДР. Политизированным было и искусство. В ГДР любое творчество подвергалось жесткому цензурному контролю. В Западном Берлине не было цензуры, зато главенствовали законы рынка: то, что не крутилось на радио и не продавалось, нельзя было и записать на студии и каким-либо образом распространить.
В 1970-х капитализм выжимал из Берлина все возможное, о последствиях для жителей дельцы не задумывались: например, весь Берлин был застроен новыми зданиями, но из-за высоких цен это жилье было недоступно. Много домов пустовало, что привело к их активному незаконному захвату — сквоттингу. Начались беспорядки: леворадикальные террористы из Rote Armee Fraktion похищали директоров банков и взрывали супермаркеты. В 1980-х антиимпериалистические настроения проникли и в музыку: Einstürzende Neubauten разрушали то, что называлось шлягерами, и музыку из супермаркетов. Фоновая музыка не может переживаться слушателем как собственный опыт, эта музыка — товар, средство обращения капитала. Для ее прослушивания не нужно внимания, не нужно сопереживания и какого-либо бэкграунда. И тогда EN приходят со своим шумом и воплями, извлекают звук из искореженной тележки из супермаркета.
Они утверждают: слушатель должен понять, что его уши — это раны на теле, что эта музыка задевает его напрямую. С этим опытом ему придется взаимодействовать самостоятельно, «бегство от свободы» исключено.
Еще одно важнейшее для творчества немецкой группы понятие — это Sehnsucht, непереводимый термин, который использовали немецкие романтики, описывая «тоску жаждать» (от слов Sucht — «непреодолимая тоска, горе, страсть» и sehnen — «желать»). Sehnsucht — это влечение к чему-то принципиально недостижимому. «Разрушающиеся новостройки» утверждают, что «Sehnsucht ist die enzige Energie», то есть единственная возможная энергия.
Вероятно, эксперименты Einstürzende Neubauten — это томление по познанию, это их энергия для созидания. Они познают сущность предметов, обнаруживая их звучание, и познают музыку, работая с не-музыкальными инструментами. Хаос из звучащих строительных инструментов — это попытка найти музыку саму по себе, музыку, присущую всему миру. Однако музыка всё ещё непознаваема, неохватна, недостижима. Томление останется единственной и вечной энергией, а желание познать музыку — это желание, которое в принципе невозможно утолить.